Казахстанские учебники по гуманитарным дисциплинам для средних классов не учитывают ни возрастные особенности подростков, ни принципиально новые условия окружающей нас «информационной действительности». Учителя, работающие с ребятами среднего школьного возраста, хорошо знают роковой, а порой и трагический рубеж, отделяющий шестой класс от седьмого.

Трудный возраст

Последующие три школьных года, примерно совпадающие с так называемым отрочеством, или подростковым возрастом, некоторые специалисты по психологии обучения довольно метко окрестили «интеллектуальной спячкой». Разумеется, развитие ребенка ни на миг не останавливается, более того, эти годы во многом определяют то, какой в конечном итоге сложится человеческая личность. Вот только эта самая складывающаяся личность неожиданно перестает интересоваться синусами, логарифмами, спряжениями, «племен минувших договорами» и увлекается несколько иными вопросами, на уроках ее внимание, прежде в значительной степени занятое решением учебных задач, рассеивается и переключается на предметы, с ее точки зрения более важные — в первую очередь на взаимоотношения со сверстниками. В результате отличник может стремительно превратиться в троечника, да и те, кто вроде бы продолжают, выражаясь школьным языком, «успевать» (в основном девочки), чаще всего добиваются этого не сознательным усвоением материала, а зубрежкой. Все это вполне естественно. Драматизм ситуации, однако, в том, что учебный процесс продолжается. И учителю приходится прикладывать огромные усилия для того, чтобы между программами шестого и десятого класса (когда ученик выходит из «интеллектуальной спячки») не образовался чудовищный, ничем невосполнимый разрыв. Видимо, полностью решить эту проблему — именно в силу ее естественности — невозможно. Но минимизировать ее последствия — по силам — при условии консолидированных действий самого ученика, его учителей, родителей и «органов образования», на которых лежит ответственность за выработку соответствующих возрастным особенностям школьных программ и за составление и издание школьных учебников — как их (программ) непосредственного, зримого, так сказать, воплощения.

Необходимый реверанс

Каждая из школьных дисциплин имеет собственные «возрастные» нюансы. Но в этом отношении «физикам» чуть полегче. Они изначально апеллируют к рациональному, ставят перед учениками задачи трудные, но конкретные — произвести то или иное вычисление, поставить опыт, решить уравнение и так далее. С историей и особенно литературой дело сложнее. Эти две дисциплины призваны не столько вооружить ребенка конкретным знанием (хотя есть и такая цель), сколько сформировать его культурный кругозор, принципы эстетического восприятия и способность делиться им (восприятием) с окружающими. Не столь важно, запомнит ли семиклассник даты рождения Л.Толстого или Анракайской битвы — в наше время их с помощью мобильного телефона в считаные секунды можно найти в Интернете. Гораздо важнее, чтобы ребенок научился чувствовать своеобразие той или иной эпохи, понимал принципиальную эстетическую и стилевую разницу между Средневековьем и античностью. Или, скажем, между стихами Пушкина и Маяковского. Словом, перед составителями школьных программ для «рокового» возраста и, соответственно, авторами школьных учебников стоит задача неимоверной сложности. Эту сложность усугубляет и, увы, характерная для нашего времени утрата интереса (и не только подростками) к серьезной литературе, к чтению как таковому и, если брать еще шире, к гуманитарной культуре в целом. Остается только снять шляпу перед людьми, решившимися взяться за трудное дело писания учебников для подростков. Но это вовсе не означает, что их нельзя критиковать. Слишком серьезны и часто невосполнимы результаты упомянутых выше образовательного разрыва и «интеллектуальной спячки».

Темное средневековье

Когда-то в исторической науке господствовало упрощенное представление о Средних веках как эпохе культурного упадка и религиозного мракобесия, когда все «разумное, доброе, вечное» беспощадно преследовалось и уничтожалось. Ученые давно отказались от таких примитивных оценок. Но неспециалистам знания о Средневековье заменяют расплывчатые представления о рыцарях, о том, что были какие-то крестовые походы, что кто-то кого-то непонятно за что сжигал на кострах и, в лучшем случае, формула «вассал моего вассала — уже не мой вассал», эволюционировавшая в популярный, хотя и не совсем приличный стишок. А у нынешней молодежи — за малыми исключениями — и этих смутных представлений нет. Даже словосочетание «крестовый поход» для большинства ассоциируется с Джорджем Бушем и Усамой бен Ладеном. В значительной степени это результат того, что огромный период человеческой истории, втиснутый в программу седьмого класса, наталкивается на решительное сопротивление упомянутых выше возрастных особенностей учащихся. Задача, стоящая перед авторами учебника по истории средних веков, таким образом, сводится к тому, чтобы по мере возможности адаптировать слишком сложный и объемный материал к сознанию подростка и, в идеале, использовать возрастные особенности в интересах обучения.

К сожалению, авторский коллектив учебника «Всемирная история средних веков» (С. Машимбаев, С.Тортаев, М. Маженова, В Ткаченко) пошел по другому пути. За образец ими был взят старый советский учебник Е Агибаловой и Г. Донского. По-своему это неплохой учебник, в нем материал изложен связно и точно, без явных фактических ошибок. Он строится на четко выдерживаемой авторами марксистской концепции истории как непрекращающейся классовой борьбы. Идеология, таким образом, довлеет над содержанием, но заодно его и организует. Беда в том, что если вынуть из учебника Агибаловой—Донского этот скрепляющий и организующий стержень, огромный фактический материал сразу же расползается в бесформенную груду. Тем не менее этот учебник до сих пор используется во многих российских школах. Видимо, коллектив создателей казахстанского учебника тоже решил идти проторенной тропой. Результаты не особенно вдохновляют. Часов на изучение истории в седьмом классе отводится мало. В результате несколько веков истории каждой из больших европейских стран и целых цивилизаций (индийской, китайской) умещаются в один-два, много — три параграфа. Каждая страница переполнена именами, датами, событиями. Для их даже самого поверхностного анализа понадобится как минимум месяц, да к тому же еще и учитель — профессиональный медиевист, с завязанными глазами ориентирующийся во всех этих бесчисленных папах Иннокентиях и королях Генрихах… Да еще бы и учеников, прочитавших предварительно хотя бы несколько исторических романов Дюма или Вальтера Скотта (как то настойчиво рекомендовал старый советский учебник)! Увы, увы, увы! О том, что и сами авторы учебника больших результатов не ждут, косвенным образом свидетельствуют «вопросы для самопроверки» в конце параграфов, построенные по принципу тестов ЕНТ. Такого, например, типа: «В каком году произошло восстание, получившее название Жакерия?» И приведены варианты с разрывом от 2 до 10 лет. Интересно, сами авторы учебника сходу ответят на этот вопрос? То есть изначально подразумевается не сознательное освоение учебного материала, а простое зазубривание фактов весьма спорной функциональной ценности. Ну и стоило ли в таком случае городить весь огород с учебником? Составили бы список вопросов/ответов для заучивания наизусть и все. Справедливости ради надо отметить, что все-таки «средневековый» учебник отличается в лучшую сторону от учебника древней истории. Фактических ошибок и неточностей на порядок меньше, в значительно меньшей степени ощущается и душок антизападничества. Язык тусклый, безликий, но относительно грамотный. Но этого недостаточно, чтобы считать книгу С. Машимбаева «со товарищи» полноценным учебным пособием. Семиклассника она не разбудит. Скорее, наоборот.

А можно и по-другому

Между тем альтернативные учебники в той же соседней России создаются и активно используются. Упомяну один из них, когда-то считавшийся экспериментальным, но уже лет десять довольно популярный у неформально относящихся к своим обязанностям учителей (в том числе и в Казахстане). «История средних веков» (Бойцов М., Шукуров Р.) структурирует материал, разбивая его на смысловые фрагменты. Из «громадья» фактов выбраны несколько характерных для Средневековья сюжетов и довольно занимательно изложены. В каждой из таких «документальных повестей» есть свои герои, за которых подростки могут «болеть». Вот, например, пятая глава — «На путях в Каноссу и Иерусалим». Боюсь, название ничего не скажет и большинству взрослых. Но если бы они в свое время в школе прочитали эту главу, то получили бы и общее представление о борьбе германских императоров с римскими папами и, возможно, запомнили бы ее наиболее ярких «персонажей». Лучше представляли бы психологию людей Средневековья и причины крестовых походов (отнюдь не сводившихся к грабежу). Разумеется, для того, чтобы сдать ЕНТ, это не нужно — но необходимо для сознательного восприятия окружающей действительности, в том числе и многих явлений современной политической жизни. То же можно сказать и о других главах книги Бойцова—Шукурова, названия которых, надеюсь, не надо комментировать: «Самое смутное из всех смутных времен» (Великое переселение народов и падение Римской империи), «Паруса викингов» (Северная Европа в VIII—XI вв.), «В поисках высшей истины» (Мудрецы, еретики, школяры в XII—XIII вв.) и так далее. То есть, по сути дела, речь идет о принципиально другой концепции учебника — в основе которой лежит занимательный сюжет, рассказ о яркой личности, ключевом историческом событии. Книга Бойцова—Шукурова тоже не лишена недостатков, но по сравнению с архаичным казахстанским учебником это шаг вперед, позволяющий на самом деле изучать историю, а не имитировать процесс.

На острове Малороссия

Казахстанский учебник «Русская словесность» (В. Савельева, Г. Лукпанова, Г.Шашкина) страдает не отсутствием общей концепции, а скорее тем, что игнорирует реальные возможности учителя и ученика. Но начнем с концепции. Авторы, видимо, исходят из того, что замахиваться в седьмом классе на историю литературы или на слишком уж масштабные (в смысле объема) произведения — дело бесперспективное. Лучше на относительно небольших текстах отработать простейшие методы анализа художественного образа, приемов выразительности и так далее. Анализ предполагается сравнительный — то есть, если берется стихотворение о лесе, то не одного, а нескольких авторов и в разных стилях, и в придачу еще и рассказ Тургенева. Надо сказать, что авторы не изобретают велосипед, а тоже ориентируются на опыт соседей. Примерно так построен и наиболее «ходовой» российский учебник для «рокового» возраста. Главная же причина того, почему был создан свой, казахстанский вариант, на мой взгляд, состоит в том, что «соседские» учебники отличает (в частности, и на уровне подбора произведений) несколько чрезмерный российский патриотизм, действительно, в ряде случаев неуместный в казахстанских школах. Кроме того, в казахстанском учебнике, помимо российских, разбираются произведения и казахстанских (русскоязычных, естественно) писателей. О подборе конкретных имен и произведений можно было бы и поспорить, но дело не во вкусах. На уровне концепции вроде бы и неплохо, но на практике даже и предлагаемая «литературная окрошка» подразумевает у семиклассника и его учителя уровень исходной готовности, которому они заведомо не соответствуют. Пусть не обижаются на меня ученые дамы, авторы казахстанской «Русской словесности», но позволю себе в качестве иллюстрации привести их собственную фразу, открывающую тему 7: «Николай Васильевич Гоголь родился на Украине (Малороссии), которая в то время была частью Российской империи (Великороссии)». Здесь сразу три ошибки. Вроде бы уже десять лет существует консенсус относительно того, что Украина — не остров. Ну да ладно, мы, украинцы, люди не гордые, пятьсот лет терпели. Но Малороссия-то «железно» не остров, и либо в скобки надо было вставить предлог «в», либо уж использовать для «Малороссии» именительный падеж. Что касается «Великороссии», то этот термин — никоим образом не синоним «Российской империи», а лишь обобщающее (а в XIX веке уже и неофициальное) наименование ее исконно русских губерний. Вся глава о «Тарасе Бульбе» выдает весьма слабое представление авторов о средневековой Украине. А чего ждать от выпускниц провинциальных педвузов?

О самом грустном

Следующая, восьмая тема — «анализ» отрывков из «Войны и мира». Вообще, надо сказать, что нет повести печальнее на свете, чем «школьная судьба» великого романа Толстого. Складывается ощущение, что и наши ученые дамы никогда не читали эпопею или сознательно профанируют ее мощное художественное и философское содержание, «опуская» его до уровня семиклассников. По крайней мере, текст, предпосланный отрывкам из романа, содержит крайне примитивную их трактовку. К тому же написан таким суконным («из этого разнообразного множества наиболее ярко выделяются…», «историческая тематика составляет главную основу…») или, наоборот, выспренним («Толстой показывает Кутузова во главе справедливой народной войны… Кутузов был тесно связан с народом духовными узами…») языком, что можно быть совершенно спокойными: никто из семиклассников больше никогда ни одной строчки Толстого по своей воле не прочтет. А самое ужасное, что за этим псевдоанализом следуют несколько действительно гениальных страниц, для самомалейшего понимания которых нужны не только жизненный опыт и знание человеческой психологии, которых у семиклассников нет и быть не может, но и совершенно необходимый набор сведений о наполеоновской эпохе. Кто такой Бенигсен? За что его терпеть не может Кутузов? Почему Кутузов обрывает Ермолова? Откуда приехал «француз Кавур в испанском мундире»? При чем здесь турки, которые в Румынии ели каких-то лошадей? И так далее, и так далее… Разумеется, без знания всего этого любой «анализ» — всего лишь имитация. И, кстати, вопрос к ученым дамам: почему главка о капитане Тушине помещена после главки о совете в Филях, хотя события, изображенные в ней, произошли на семь лет раньше и, соответственно, на два тома раньше описаны Толстым? Дайте ответ! Не дают ответа (по крайней мере, в учебнике)… Вот семиклассники и будут думать, что Шенграбенское сражение состоялось после Бородинского.

Нам надо перестать себя обманывать. Та концепция, которой руководствовались авторы учебника для седьмого класса, в наше время соответствует (да и то с натяжкой) разве что уровню развития десятиклассников. Но тех, как известно, по-прежнему заставляют притворяться, что они целиком прочитали «Войну и мир» и «Преступление и наказание», воровать в интернете «образцовые сочинения» и заучивать наизусть мантры уровня «из этого разнообразного множества наиболее ярко выделяются…». Видимо, нам остается ждать, когда в России в массовом порядке будут внедряться принципиально новые программы и учебные пособия, которым мы и будем на провинциальном уровне подражать. Собственной школы разработки школьных программ и учебников по гуманитарным дисциплинам в Казахстане не сложилось. Наши авторы до сих пор следуют в фарватере российских коллег, а если что и «ярко выделяют», то не собственные концепции, а местную разновидность столь же неумеренного, как у соседей, патриотизма. Может быть, это и вполне естественно, но как-то печалит… Мы теряем темп, все больше отстаем от реальности и в результате «задремавшие» в интеллектуальном отношении семиклассники могут так никогда и не проснуться.

Оригинал: http://expert.ru/kazakhstan/2011/37/kto-razbudit-semiklassnika/